Исследования по тегу #исследование
Приглашаем вас в мир современных исследований, где ученые со всего мира ищут ответы на самые актуальные вопросы психологии.
В этом разделе мы собрали для вас реальные клинические работы, которые помогают разрабатывать новые эффективные методики поддержки и терапии.
Чтобы вы могли сами заглянуть «внутрь» науки, каждая работа сопровождается ссылкой на её полный текст — официальный документ или научную статью.
Это уникальная возможность не просто прочитать выводы, а изучить все детали проведенной работы.
Мы верим, что открытый доступ к знаниям помогает всем нам лучше понимать себя и окружающих.
Серийные убийцы: смесь шара величия и хрупкости, на которой готовили монстров
Исследование 45 серийных убийц с сексуальной мотивацией внезапно показало: настоящие мотивации этих персонажей куда сложнее банального самодовольства или редкой жажды власти. То, что у них копошится в голове, — какая-то адская солянка напускного величия, глубоких обид и ранимости. Научная публикация в Journal of Police and Criminal Psychology разбирает это психологическое рагу без луковых шелух — по фактам, без голливудских соплей. Криминалисты обычно любят разложить убийц по полочкам: одни убивают ради власти, другие — ради секса, третьи — ради идеи. Проблема — эти ящики удобны лишь для расследований, а вот истинный внутренний мир преступника похож скорее на свалку, чем на аккуратную коробку из IKEA. В семье психических отклонений у серийных убийц любимый родственник — нарциссизм. Но тут тоже не всё так просто: раньше считалось, что это исключительно проявление раздутого эго. Однако новые психологические тренды предлагают рассматривать нарциссизм на спектре — от величавого до травмированно-колючего. Ранее учёные с удовольствием ковырялись только в «грандиозной» стороне нарциссизма: будто каждый убийца обязательно альфа-петух, пытающийся всех подавить. А вот про уязвимую, трескучую изнутри часть, едва ли не параноидальную — забывали, будто она три года не платит за квартиру. Проблема стандартных знаний в том, что они построены на разборе индивидуальных, пусть и красочных, но штучных случаев. Авторы нового исследования решили поправить огрехи науки и взглянуть шире — они прошли катком по интервью и признаниям аж 45 американских серийных убийц, орудовавших в период с 1960 по 2021 год. Если вы думали, что для доступа к такой коллекции нужен Netflix, ошибались: всё добыли законно — по запросу к полиции и федеральным агентствам. Использовали они метод качественного анализа контента, приправленный сразу двумя моделями нарциссизма — «Концепция восхищения и соперничества» и «Изоляции и враждебности». Ученые фильтровали высказывания, охотясь за четырьмя типами нарциссических проявлений: грандиозное восхищение (самолюбование и тяга к уникальности), грандиозное соперничество (стремление давить остальных и быть властью), уязвимая изоляция (уход в себя, чтобы не расплескать хрупкую самооценку) и уязвимая враждебность (смесь агрессии, паранойи и ощущения, что весь мир против). Двое независимых специалистов прочесали признания убийц, выискивая маркеры нарциссических тараканов в рассуждениях о детстве, семейной жизни и первых мотивах к убийству. И что выяснили? Ранимость у убийц встречалась даже чаще, чем громкое самомнение: 89% текстов демонстрировали «уязвимый» нарциссизм, против 87% «величественного». Особенно часто встречалась уязвимая враждебность — аж 84% молодых гениев зла обижены на весь мир и готовы огрызнуться за любую царапину. Грандиозное восхищение нашли в 76% случаев, соперничество — в 71%. Реже встречался только уход в собственную раковину — но и он захватил 58% выборки. Причём эти черты, как выяснилось, великолепно уживаются друг с другом — серийные не могут остановиться на одном психотипе. Самая сочная комбинация: в 62% случаев у убийцы и тяга доминировать, и готовность укусить за то, что с ним несправедливо обошлись. Примерно у 60% наблюдалась резкая смена стратегий: сначала «полюбуйтесь, какой я особенный», потом — «пшел вон, все вокруг дураки». Видимо, поддерживать корону на голове проще, чередуя самопиар и гнев. Авторы работы отмечают: нельзя думать, что все убийцы — бездушные кукловоды, живущие в ловушке собственного бога. В каждом — клубок чувств: величие плюс метастазы обид и ранимости. Именно это — неустойчивое эго на почве хронических обид и обострённого чувства несправедливости — делает преступления такими личными, эмоционально заряженными и жесткими. Для профайлера это открывает неожиданные тактические ходы. Если обвиняемый демонстрирует гипервраждебность, лучше не лезть на рожон, а пробовать «погладить» его по этим самым обидам (ну, чисто в рамках следственных полномочий, а не по-дружески). Но не стоит устраивать охоту на ведьм — нарциссизм встречается и за пределами тюрем, даже на совещаниях в офисах. Большинство людей с такими чертами не опасны. Исследование лишь разобрало, как нарциссизм проявляется у уже попавших в жернова системы — не дай бог никому стать следующим юнитом. Из минусов работы: 45 респондентов — это, конечно, не вселенский консилиум, и выборка только по мужчинам из США. Никто подробно не разбирался с особенностями жертв — возможно, это многое меняет. Тем не менее, авторам есть куда копать: они хотят приплюсовать к нарциссам ещё психопатов с садистами, и посмотреть, что там с детскими травмами — чтобы в будущем перестать путать психологию с гаданием на кофейной гуще и по-настоящему понимать генезис чудовищ. Как отмечают учёные, эта работа — мост между наукой о личности и криминалистикой. Чем меньше мы плодим мифы про демонов в человеческом обличье, тем больше шансов разобраться, как рождаются самые страшные истории.
Бах, микросхемы и предсказания: как мозг превращает музыку в расчёты и ошибки
Ученые наконец-то добрались до мозговых цепей, которые разгадывают музыкальные загадки, и это далеко не банальная история про «правое» и «левое» полушарие. Свежая публикация в Advanced Science, где заправляют Леонардо Бонетти и Маттиа Россо, доказывает: мозг не жмется и выдает свою магию двумя гигантскими сетями сразу. Одна занята скучным ремеслом – просто абы как делает звук звуком, а вторая, более интеллектуальная, сверяет услышанное с памятью и тут же кричит, если что-то пошло «не по плану». Вуаля, вот тебе и обработка Баха на нейро-уровне! Если раньше изучали клочки мозга и отдельные шуршащие в ритме до-мажора нейроны, то теперь добрались до системного разбора. Моднявая теория предиктивного кодирования гласит: мозг постоянно гадает, что же сейчас ещё ворвётся в твою акустику. Если угадает — радуется. Промахнется — корректирует прогноз и нудит себе: «В следующий раз внимательнее!» Бонетти с друзьями придумали для этого новый супер-инструмент — BROAD-NESS. Если совсем по-русски: система отслеживает, как разные части мозга объединяются в огромные ансамбли и как совместными «усилиями» узнают, что за нотка прилетела. Никаких танцев с бубном и «предположим, что это так». Только холодные данные и откровенная статистика. В честь великого Йоганна Себастьяна Баха 83 добровольца из лаборатории от малого (19 лет) до большого (63 года) вызубрили его мелодию, легли под аппараты магнитоэнцефалографии — да, это тот самый МЭГ, который ловит магнитное эхо мозга не хуже самой продвинутой металлодетекторной шашки. Им подсовывали 135 коротких музыкальных фрагментов: часть — прямо из выученного, часть — свежеиспечённые вариации. Спрашивали: «Было такое в Бахе или это очередная самодеятельность?» Вот тут и всплыл BROAD-NESS во всей красе. Куда ни ткни, везде мозг пляшет по двум фронтам: 72% нейроэнергии уходит на первичную аудиоработу (центрируется на слуховых корковых областях и медиальной поясной извилине), а 16% — на анализ и сопоставление с памятью. Вторую сеть быстро вычислили по активации гиппокампа, передней поясной, островка и прочих «гуру памяти». Главное открытие — мозг не просто реагирует на звуки, а держит постоянный диалог между аналитиками и хранителями архива: если услышал знакомое — всё чинно-благородно; если подложили фальшивку — включается аварийный поиск несостыковок. Желаешь выдающихся результатов в определении музыкальной истины? Проверь, насколько твой мозг стабилен и упорядочен: чем устойчивее работают эти сети, тем точнее и быстрее ты отличишь Баха от самодеятельности. Такой интересный вывод подарило дополнительное исследование временных закономерностей. Более того, некоторые участки, например куски слуховой коры, служат нейронными «швейцарскими ножами»: и туда, и сюда суют свои аксоны, а другие — строго по профилю. Медиальная поясная извилина строго на звук, а гиппокамп — фанат памяти. Тут и подоспел новый взгляд на старую добрую «двойную потоковость». Для зрителей это разделение: «что» и «где». Для уха оказалось всё не так прямолинейно: вторая сеть похожа на ту самую вентральную дорожку, которая отвечает за опознание и память. А первая — плевать хотела на традиции, делая нечто своё, связанное с устойчивым вниманием и базовой обработкой звука. Мозг в итоге так: один и тот же отдел легко переключается между функциями. Сегодня отыгрывает простого исполнителя, завтра анализирует вариации — всё зависит от задачи. Вот вам и булочная параллельных вычислений. Правда, не обошлось без ложки дегтя: тест получился далёкий от настоящей музыкальной жизни. Новый метод (BROAD-NESS) теперь хотят раскатывать для «натуральных» аудиосценариев и посмотреть, как у пациентов с болезнями памяти или шизофренией пляшут эти самые сети. Учёные задумываются о будущем: BROAD-NESS обещают сделать попроще, чтобы не только нейро-гики могли его освоить, и сравнить мозговые пляски здоровых и не очень. В долгосрочной перспективе тут чует разворот на создание биомаркеров и терапии, ориентированной на всю мозговую сетку. Вишенка на торте: в разработке участвовали мастера из Дании, Оксфорда, Гента и Болоньи — эдакий междисциплинарный мозговой джем под эгидой солидных европейских фондов. Не удивлюсь, если однажды вместо прослушивания Баха в консерватории загонят на МЭГ: будь любезен, отличи оригинал от подделки и получи зачёт!
«Детство под фильтром»: как трюк с лицом открывает двери в прошлое
Как вы себе представляете путешествие в прошлое? Лучше бы забыть про доки Брауна и ховерборды — оказывается, игроки с памятью обошли фантастику на повороте. Новое исследование британских учёных (куда же без них!) из Anglia Ruskin University показало: стоит увидеть своё лицо с детскими чертами, как воспоминания о детстве вдруг становятся удивительно живыми. Не магия — психология. Вся эта история началась с простой мысли: тело — это не просто скелет под кожей, а часть нашего «я», и именно через него мы запоминаем события жизни. В детстве вы были плюшевее, ниже и, возможно, верили в чудеса; взрослым это уже не грозит. Значит, если дать нашему мозгу морковку в виде «детского себя», можно ли достать с пыльной полки памяти самые яркие моменты детства? Чтобы проверить эту экзотическую идею, учёные набрали 50 человек. Одним показали их взрослое лицо в онлайне — без всяких фильтров (развлекуха такая-себе), другим слегка поколдовали с видео и «омолодили» физиономию — получилось нечто среднее между фильтром TikTok и воспоминаниями бабушек. Дальше участникам устроили испытание под названием «энфейсмент-иллюзия»: они должны были кивать головой под метроном, а на экране их «детское» или взрослое лицо повторяло движения. Кем себя чувствуешь: собой или чужим манекеном? Кульминация — интервью на тему воспоминаний. Все обладатели детских фильтров попытались вытащить из памяти события до 11 лет, а потом — из последнего года. Для верности интервьюеры накидывали подсказки: «дом», «каникулы» и всякое такое. Интересовал их не только факт воспоминания («ну да, ездили на дачу»), а именно детали: кто чем пах, кто на что наступил, каково было чувствовать себя в тот момент. И вот кульбит: те, кто смотрели на своё «детское» лицо, вынимали из закоулков мозга заметно больше ярких, окрашенных эмоциями деталей про детство, чем те, кто лицезрел своё взрослое лицо. Причём на свежие события иллюзия никак не влияла — как ни перекидывай фильтр, воспоминания о недавних походах в магазин не станут красочнее. Фильтр — штука мудрая, только прошлое ему по душе! Научный дуэт утвердил два типа памяти: семантическая (это когда помнишь, как называлась улица) и эпизодическая (это когда можешь вспомнить, как пахла весна в том дворе и какая была погода, когда ты учил играть в классики). Так вот, трюк с лицом раскрыл именно эпизодическую, а парад семантики проигнорировал. Почему это работает? Авторы упирают на то, что все наши воспоминания — это ещё и отпечатки тела, которое у нас было в момент события. Стоит мозгу намекнуть на старый «корпус» — и пазл складывается, ключ к «архиву детства» оказывается у вас в руках. К тому же, иллюзия не так уж зависит от того, насколько сильно вы поверили в «своё» детское лицо. Даже лёгкая ассоциация с юным «я» способна подстегнуть память. Без ложки дёгтя, конечно, тоже не обошлось. Фильтр был усреднённый, а не лично ваш портрет с советских открыток, да и синхронизация головы с метроном могла бы быть поизящнее. В будущем авторы прямо грезят более точными технологиями — может, и вспомнить удастся не только золотую осень, а и ту самую первую улыбку. Самое интересное: учёные уверены — самость и память не высечены в граните. Наше «я» гибко, а тело и воспоминания переплетены куда сложнее, чем может показаться после третьей чашки кофе. И может быть, однажды психотехнологии разрешат помочь тем, кто с памятью на «вы». В общем, если захотите вспомнить настоящие 90-е, не ищите пластинки с «Руки Вверх!» — просто покажите мозгу его собственное детство. Видимо, хватит даже эффекта фильтра.
Доверие к СМИ: как партийный состав редакции влияет на веру в новости?
Все мы знаем, что доверие к новостям сегодня падает быстрее, чем уровень воды в дачном колодце летом. Авторы недавнего исследования из фильма с длинным названием (а если честно — из журнала Communication Research) решили разобраться, насколько сильно партийный состав редакции влияет на то, поверит ли публика очередному тревожному заголовку. Замысел был прост, как два рубля: что будет, если честно сказать людям, какие политические взгляды преобладают у журналистов в той или иной редакции? Возможно, эта прозрачность вернёт хотя бы каплю доверия и заставит пользователя не пролистывать новость со словами «опять кто-то врёт». Учёные скрутили три онлайн-эксперимента. Сначала участникам показывали краткое описание некоего новостного проекта, а потом — график с раскладом политических симпатий коллектива. Далее — классика социологических жанров: люди отвечали, насколько они доверяют этим новостям, будут ли возвращаться за обновлениями и захотят ли вообще избегать такую новостную лавку. В первом эксперименте использовали реальный проект The National Desk, но для чистоты внушили людям разные картины происходящего: одних оставили в неведении о политике сотрудников (контрольная группа), другим пообещали идеальный баланс между либералами и консерваторами, третьим и четвёртым рассказали о царстве либералов или, наоборот, консерваторов. Что вышло? Шкала доверия взлетала, если редакция казалась либо нейтральной, либо о её политике вообще ничего не рассказывали. Баланс сил явно подкупал аудиторию — народ сразу охотнее готов был читать новости, а не игнорировать их. Разницы между идеальной гармонией и полной загадкой практически не было — видимо, незнание иногда греет душу. Однако тут вступили в дело американские политические страсти. И демократы, и республиканцы начинали презирать те редакции, в которых доминировали противники. У либералов тряслись колени от ужаса при виде консерваторского большинства, а республиканцы тут же сбегали от либерального большинства в кадре. Зато любимчиков среди «своих» не появлялось: ни демократы не бросались обнимать либеральных собратьев, ни республиканцы не бросались на шею своим идеологическим братьям. Второй эксперимент усложнил правила игры: теперь политическое разнообразие в редакции считали по партийной принадлежности — кто демократ, кто республиканец, а кто вечный Независимый (Independents). Появилась даже версия, где большинство журналистов вне партий. И снова: максимальное доверие — там, где в редакции сбалансированная каша из всех взглядов либо журналисты вне политических рамок. А вот явные партийные перекосы — автоматическое недоверие, как только видишь их на табло. Третий заход был сделан для особо подозрительных: вдруг всё дело лишь в звучном названии? На этот раз придумали фейковую контору Independent News Network, заранее проверили, что название ничего ни у кого не вызывает, и повторили эксперимент. И в третий раз народ голосовал доверием за нейтральные коллективы, а от однопартийных компаний шарахался как от вируса. Выводы не заставили себя ждать: любовь к балансу — вот та самая кнопка доверия. Стоит редакции превратиться в тусовку единомышленников — и читатели испаряются. Причем доверие как лакмусовая бумажка: если его нет, никакие уговоры и искромётные заголовки не заставят читать дальше. Без доверия захочется только нажать «скрыть» и забыть навсегда. Авторы статьи честно признаются: всё это — лабораторный театр, реальность сложнее. Обычно редакции не рапортуют вслух, кого у них больше — демократов или республиканцев, так что в жизни эффект может быть чуть иным. Да и конкретные новости могут влиять на реакцию публики куда сильнее, чем сухой состав редакционной коллегии. Что дальше? Ученые не унывают: следующий их шаг — проверить гипотезу на узнаваемых брендах и посмотреть, как повлияет знание о политике редакции на доверие к реальным новостям. А пока — если вдруг вам хотелось узнать, в чём секрет любви публики к новостям, держитесь нейтральнее. Или оставьте всё в секрете — народу только спокойнее станет. Исследование называлось «In Diversity We Trust? Examining the Effect of Political Newsroom Diversity on Media Trust, Use, and Avoidance». Написано троицей: Eliana DuBosar, Jay D. Hmielowski и Muhammad Ehab Rasul.
Наизнанку: счастье перевернулось, а молодёжь идёт ко дну
Вот уж действительно времена перемен: знаменитая U-образная кривая счастья, по которой человек идёт из весёлой молодости в заколдованную средину жизни, а там снова обретает вкус к бытию, – этой схемке теперь самое место в музее. Новое исследование, охватившее аж 44 страны с США и Великобританией во главе, обнаружило, что сегодня молодёжь уверенно берет золото по несчастью: именно среди молодых уровень отчаяния самый высокий, а с годами он только уменьшается. Что изменилось? Причина не в том, что пожилые стали массово выигрывать в лотерею. Просто молодёжь с завидным упорством теряет душевное равновесие, и это видно невооружённым глазом. Авторы исследования разобрали данные американских опросов за тридцать лет (с 1993 по 2024), где ежегодно более 400 тысяч человек рассказывали, как у них дела с психикой. Люди, которые 30 дней подряд жаловались на ужасное самочувствие, попали в категорию "в отчаянии". Раньше старшие (45-70 лет) с грустью встречали каждое утро, а молодые не слишком жаловались. Но теперь… Цифры такие, что невольно полезешь за валерьянкой. За 30 лет доля молодых мужчин в отчаянии более чем удвоилась: с 2,5% до 6,6%. А у девушек – почти утроилась: с 3,2% до 9,3%. Женщины в возрасте тоже стали чаще ловить тоску (с 4,2% до 8,5%), мужчины аналогично (с 3,1% до 6,9%), но это мелочи по сравнению с молодёжью. Пенсионеры почти не изменили своих привычек – видимо, уже ничто их не удивляет. Как итог, среди женщин в 2023-24 годах самый депрессивный возраст – 18-24 года; дамы постарше буквально могут проводить мастер-классы по стойкости. У мужчин уровень отчаяния одинаково высокий и у молодых, и у взрослых до 44-х, а у стариков – минимальный. Картина отчаянного бедствия больше не про кризис среднего возраста. Теперь пик отчаяния – это молодость, и никакого возврата к росту счастья в зрелости тут не наблюдается. И если вы думаете, что это только в США, спешу успокоить: аналогичная тоска в душе обнаружена и в Британии, да и в других 42 странах те же тенденции. Такие выводы сделали, опираясь на опросы, которые охватывают все слои населения, начиная с домашней британской статистики и заканчивая глобальным проектом изучения ментального здоровья. Отчего у юных так скверно с психикой? Однозначного ответа нет: даже эпидемия COVID-19 тут лишь слегка подлила масла в огонь; подъём отчаянья у молодёжи начался сильно раньше. Виноваты ли смартфоны и интернет, который всем прочно въелся под кожу? Многие учёные подозревают, что чрезмерная любовь к экранам – не сахар для молодого мозга. Там, где людей искусственно лишали смартфонов, они начинали чувствовать себя лучше. Но и тут не всё так просто: наши дни отмечены тем, что даже наличие работы всё хуже защищает юных от ментальных бурь, разница между работающими и безработными в плане душевного состояния ощутимо стирается. Достучимся ли мы до мира, если просто констатируем, что молодёжь испытывает отчаяние? Вряд ли. Но даже если причины этих перемен ещё окутаны туманом, честным политикам стоит срочно ставить проблему растущей молодёжной беды в центр всех программ по улучшению жизни. Иначе рискуем остаться единственной страной в мире, где в 70 лет наконец-то становится весело.