Исследования по тегу #мозг
Приглашаем вас в мир современных исследований, где ученые со всего мира ищут ответы на самые актуальные вопросы психологии.
В этом разделе мы собрали для вас реальные клинические работы, которые помогают разрабатывать новые эффективные методики поддержки и терапии.
Чтобы вы могли сами заглянуть «внутрь» науки, каждая работа сопровождается ссылкой на её полный текст — официальный документ или научную статью.
Это уникальная возможность не просто прочитать выводы, а изучить все детали проведенной работы.
Мы верим, что открытый доступ к знаниям помогает всем нам лучше понимать себя и окружающих.
Когда любимая песня — как укол морфия: как мозг узнаёт счастье от музыки
Любимая песня — это, оказывается, такой же наркотик для мозга, как вкусная еда или объятия близких. Только разница в том, что калорий ноль, а кайф — на уровне природного допинга. Финские учёные решили проверить: почему этот музыкальный эликсир настолько заводит людей, хотя для выживания вроде бы совсем не нужен? Результаты их экспериментов впечатлили даже самых пресыщенных скептиков. В нашем мозгу есть настоящая химическая фабрика под названием "опиоидная система". Основные её работники — так называемые μ-опиоидные (му-опиоидные) рецепторы. Эти крошечные биохимические ворота открываются, когда к ним приплывают "счастливые молекулы": такие, как эндорфины. По сути, именно эти рецепторы награждают нас чувствами награды и удовольствия — не будь их, громкая музыка вызывала бы у homo sapiens не мурашки, а разве что раздражение. Но вот загадка: музыка не даёт калорий, не спасает от льва и не учит забивать мамонта. Почему же всё человечество так фанатеет от неё? Гипотеза давно витала в воздухе: возможно, музыка как-то обманывает наши доисторические схемы награды, заставляя мозг дарить нам те же радости, что мы получаем от еды или секса. Большинство прошлых исследований изучали эту головоломку сканированием мозга с помощью fMRI — технология хорошая, но следит только за кровотоком в разных областях мозга. Чтобы увидеть танец отдельных молекул, нужна гораздо тоньше аппаратура — так называемый ПЭТ-сканер, способный "подсмотреть", какие именно рецепторы заняты и чем. Группа из Turku PET Centre и Университета Турку (Финляндия) решила, что пришло время смотреть не на общие картины, а на сами механизмы: действительно ли "молекулы удовольствия" управляют нашим восторгом от музыки? Ведущий автор работы — Vesa Putkinen с коллегами — собрали для эксперимента пятнадцать девушек. Каждая принесла свой личный плейлист — от попсы до хип-хопа. Одно из главных действующих лиц эксперимента — вещество с длинным названием [11C]carfentanil, радиоактивная приманка для μ-опиоидных рецепторов. Когда мозг запускает свои "эндорфиновые фейерверки", эти рецепторы быстро забиваются родными молекулами, и радиоактивной метке просто негде "пришвартоваться". Поэтому, чем больше музыки — и счастья — в голове, тем меньше "карфентанила" достаётся рецепторам, и этот парад можно засечь на сканере. Тест проходил в два этапа: сначала слушали избранную музыку, потом — контрольная тишина. После анализа всех продвинутых снимков стало ясно: музыка прямо влияет на доступность опиоидных рецепторов в важных зонах мозга (тот самый вентральный стриатум и загадочная орбитофронтальная кора). Именно здесь мозг взвешивает эмоции и определяет стоимость приятных ощущений. Учёные не были бы учёными, если бы не спросили: а что с мурашками по коже? Те самые "чувственные приступы" — дрожь, легкие подергивания, которые возникают у особо впечатлительных слушателей на пике удовольствия. Их специально попросили фиксировать такие моменты, а затем сопоставили эти субъективные реакции с результатами химических анализов. Особое внимание уделили зоне под названием nucleus accumbens (ядерное удовольствие мозга — вот уж где человеческая сущность буйствует на полную катушку). Чем чаще девушки ловили "мурашки", тем больше эндогенных опиоидов выстреливало именно здесь. Связь проста: кайф от музыки — не абстракция, а вполне измеряемая молекулярная реакция. После ПЭТ-марафона на очереди был ещё и МРТ — теперь уже привычный способ смотреть на изменения кровотока, чтобы увидеть, какие зоны загораются при звуках любимых треков. Ожидаемо — активизировались не только эмоциональные центры, но и области, отвечающие за восприятие собственного тела (insula и передняя поясная кора). Чтобы не было сомнений в реальности происходящего, девушки были подключены к аппаратам для замера сердцебиения и следили за изменением размера зрачков. И те, и другие показатели прыгали вверх под действием музыки — организм включал режим "полной боевой готовности". Самое хитрое — учёные связали объём рецепторов у каждого участника с силой отклика их мозга во время МРТ. Оказалось, те, у кого этих "щекотунов удовольствия" было больше, реагировали на музыку с особой силой — особенно в участках мозга, заведующих поощрением. Это объясняет, почему одни тают от лирики Arctic Monkeys, а другие лишь зевают: у кого-то просто больше молекулярных "антенн" для ловли музыкального кайфа. Итог? Музыка — не просто фон для жизни, а настоящий катализатор биохимического салюта. Наш мозг пользуется резервами, которые эволюция готовила под выживание — просто чтобы дать нам немного радости под любимую мелодию. Конечно, работа не лишена недостатков: мало испытуемых, все девушки — мужчины в стороне. Чтобы объявить музыку универсальным наркокультурным феноменом, придётся повторить эксперименты на широком фронте и разных жанрах. Возможно, стоит проверить, меняется ли реакция, если не просто слушать, а петь во всю глотку. Интересная деталь: раз найден такой мощный и безопасный способ активировать "опиоидную систему", возможно применение музыки в медицине — например, облегчение боли у пациентов или работа с депрессией. Чем не альтернативный способ заменить горсть таблеток парой ритмичных аккордов? В общем, если вам казалось, что после хорошей песни жить реально становится легче, знайте: это не случайность и не романтический вымысел, а чистая химия мозга — буквально музыка жизни!
Бах, микросхемы и предсказания: как мозг превращает музыку в расчёты и ошибки
Ученые наконец-то добрались до мозговых цепей, которые разгадывают музыкальные загадки, и это далеко не банальная история про «правое» и «левое» полушарие. Свежая публикация в Advanced Science, где заправляют Леонардо Бонетти и Маттиа Россо, доказывает: мозг не жмется и выдает свою магию двумя гигантскими сетями сразу. Одна занята скучным ремеслом – просто абы как делает звук звуком, а вторая, более интеллектуальная, сверяет услышанное с памятью и тут же кричит, если что-то пошло «не по плану». Вуаля, вот тебе и обработка Баха на нейро-уровне! Если раньше изучали клочки мозга и отдельные шуршащие в ритме до-мажора нейроны, то теперь добрались до системного разбора. Моднявая теория предиктивного кодирования гласит: мозг постоянно гадает, что же сейчас ещё ворвётся в твою акустику. Если угадает — радуется. Промахнется — корректирует прогноз и нудит себе: «В следующий раз внимательнее!» Бонетти с друзьями придумали для этого новый супер-инструмент — BROAD-NESS. Если совсем по-русски: система отслеживает, как разные части мозга объединяются в огромные ансамбли и как совместными «усилиями» узнают, что за нотка прилетела. Никаких танцев с бубном и «предположим, что это так». Только холодные данные и откровенная статистика. В честь великого Йоганна Себастьяна Баха 83 добровольца из лаборатории от малого (19 лет) до большого (63 года) вызубрили его мелодию, легли под аппараты магнитоэнцефалографии — да, это тот самый МЭГ, который ловит магнитное эхо мозга не хуже самой продвинутой металлодетекторной шашки. Им подсовывали 135 коротких музыкальных фрагментов: часть — прямо из выученного, часть — свежеиспечённые вариации. Спрашивали: «Было такое в Бахе или это очередная самодеятельность?» Вот тут и всплыл BROAD-NESS во всей красе. Куда ни ткни, везде мозг пляшет по двум фронтам: 72% нейроэнергии уходит на первичную аудиоработу (центрируется на слуховых корковых областях и медиальной поясной извилине), а 16% — на анализ и сопоставление с памятью. Вторую сеть быстро вычислили по активации гиппокампа, передней поясной, островка и прочих «гуру памяти». Главное открытие — мозг не просто реагирует на звуки, а держит постоянный диалог между аналитиками и хранителями архива: если услышал знакомое — всё чинно-благородно; если подложили фальшивку — включается аварийный поиск несостыковок. Желаешь выдающихся результатов в определении музыкальной истины? Проверь, насколько твой мозг стабилен и упорядочен: чем устойчивее работают эти сети, тем точнее и быстрее ты отличишь Баха от самодеятельности. Такой интересный вывод подарило дополнительное исследование временных закономерностей. Более того, некоторые участки, например куски слуховой коры, служат нейронными «швейцарскими ножами»: и туда, и сюда суют свои аксоны, а другие — строго по профилю. Медиальная поясная извилина строго на звук, а гиппокамп — фанат памяти. Тут и подоспел новый взгляд на старую добрую «двойную потоковость». Для зрителей это разделение: «что» и «где». Для уха оказалось всё не так прямолинейно: вторая сеть похожа на ту самую вентральную дорожку, которая отвечает за опознание и память. А первая — плевать хотела на традиции, делая нечто своё, связанное с устойчивым вниманием и базовой обработкой звука. Мозг в итоге так: один и тот же отдел легко переключается между функциями. Сегодня отыгрывает простого исполнителя, завтра анализирует вариации — всё зависит от задачи. Вот вам и булочная параллельных вычислений. Правда, не обошлось без ложки дегтя: тест получился далёкий от настоящей музыкальной жизни. Новый метод (BROAD-NESS) теперь хотят раскатывать для «натуральных» аудиосценариев и посмотреть, как у пациентов с болезнями памяти или шизофренией пляшут эти самые сети. Учёные задумываются о будущем: BROAD-NESS обещают сделать попроще, чтобы не только нейро-гики могли его освоить, и сравнить мозговые пляски здоровых и не очень. В долгосрочной перспективе тут чует разворот на создание биомаркеров и терапии, ориентированной на всю мозговую сетку. Вишенка на торте: в разработке участвовали мастера из Дании, Оксфорда, Гента и Болоньи — эдакий междисциплинарный мозговой джем под эгидой солидных европейских фондов. Не удивлюсь, если однажды вместо прослушивания Баха в консерватории загонят на МЭГ: будь любезен, отличи оригинал от подделки и получи зачёт!
Надежда спит, а наука бодрствует: как ученые раскопали тайный мир наших снов
Если раньше в ученых кругах сбор данных о снах напоминал ловлю рыбы голыми руками в мутной воде, то теперь появился арсенал куда серьезнее — международная группа исследователей организовала крупнейшую в истории общественную базу данных и мозговых записей ночных путешествий. Впервые в истории, наконец-то собрано достаточно сырых данных, чтобы несколько раз задуматься, чем же таким занят наш мозг, пока тело сопит без задних ног. Вот уже тысячу лет люди пытаются разгадать загадку снов (некоторые особо настойчивые даже покупают сонники в переходах), но реально попытаться разобраться в вопросе смогли только в эпоху, когда электроды стали дешевле, а добровольцев — чуть меньше жалко. Изучать сновидения важно не только ради почесывания собственного любопытства: это помогает понять, как именно работает сознание, создаётся память, да и разобраться, почему, скажем, кто-то любит прогуляться во сне в одних носках. Только вот есть проблема: такие исследования пожирают ресурсы со скоростью откормленного комара, а участники набираются по капле, так что данные разных лабораторий даже не всегда можно сравнить. Чтобы, наконец, выбраться из этого карьерного тупика, 53 (да, не шучу — целых пятьдесят три!) ученых из 13 стран (ну а как иначе, турнир по сбору снов был бы не так интересен в одиночку) во главе с университетом Монаш (Австралия) объединились и собрали так называемую базу DREAM. Тут тебе и 20 разных исследований, и больше 2600 записей пробуждений, и подробные протоколы, что, как и куда шло в мозгах 505 участников во время их ночных приключений. Всё это сопровождается электроэнцефалограммой (сокращенно — ЭЭГ, прибор, который замеряет электрическую активность мозга через электроды на черепе), а кое-где добавили и магнитные показатели — чтобы, знаешь ли, магниты работали не только на холодильнике, но и науке. Правда, если бы каждый вел дневник по-своему, начали бы вечные споры: «А у меня сон как у Пушкина, а я вообще ничего не помню!». Поэтому умные головы завели строгую классификацию: видел сон и можешь что-то рассказать — «есть опыт»; если помнишь, что спал не совсем как кирпич, но сюжет куда-то испарился — ловко озаглавлено как «опыт без воспоминания» (в народе зовут “белый сон”); если вообще ничего — “нет опыта”. Простая таблица, зато никакой анархии. Когда база наконец собрана, настала пора найти, есть ли толк в этих бессонных ночах. Сперва сверили баяны: чаще всего о снах вспоминали после знаменитой фазы REM (Rapid Eye Movement — быстрые движения глаз, если хочется сразить кого-то умным термином). Это самая яркая фаза: мозг работает в полную мощность, мышцы парализованы, глаза бегают будто у школьника на контрольной. Но оказалось, сон — и не только про REM. Чем глубже проваливался человек в сон (стадии N1, N2 и подземный мир N3), тем меньше признаков осознанного опыта, но иногда мозг всё равно выкидывает финт и выдаёт сон даже посреди самой глубокой дремы. Значит, REM — не монополист в деле ночных иллюзий. Дальше пошли по интересной дорожке: а чем фазы сонного опыта отличаются друг от друга на самом деле? С помощью автомата по распознаванию стадий сна запустили по мозгу не просто пачку ярлыков, а целое вероятностное облако: какая вероятность, что мозг бодрствует, в REM или в NREM (не-REM, если проще). Когда у участника был сон даже в NREM, электроэнцефалограмма внезапно подмигивала знакомыми бодрствующими узорами — мол, мозг не до конца ушел в спячку, а припас немного энергии для полеты во сне.
Лимбическая система на минималках: что происходит с мозгом у детей с СДВГ?
Недавно опубликованное исследование заставляет по-новому взглянуть на мозги наших неугомонных, вечно суетящихся и страдающих от нехватки внимания граждан — детей и подростков с диагнозом СДВГ (самое скучное объяснение: синдром дефицита внимания и гиперактивности). Как выяснили исследователи из Trinity College Dublin, у этих ребят с самого раннего возраста наблюдаются весьма стабильные сбои в работе лимбической системы — той самой части мозга, которая рулит нашими эмоциями, контролем импульсов и вообще тем, что мы называем «здравым смыслом». Что характерно, это не временами возникающая аномалия, а, можно сказать, встроенная особенность — мозг проводит детство и подростковый период так, будто ему выдали не самый свежий кабель для внутренней проводки. Исследователи уточняют: раньше все внимание уделяли коре головного мозга (например, лобным долям, что отвечают за внимание), а вот про лимбическую систему вспоминали редко. Как выяснилось, зря. Именно она регулирует наши эмоции, связывает их с размышлениями (а не только с внезапным желанием бегать по потолку), отвечает за настроение и контроль поведения. Неудивительно, что у людей с СДВГ именно эти функции чаще всего барахлят. В рамках масштабного и занудно-методичного (как иначе в науке?) исследования ученые изучали 169 детей и подростков 9–14 лет. 72 из них имели подтверждённый диагноз СДВГ, остальные служили контрольной группой — то есть были такими, какими их обычно рисуют в рекламе, где дети мирно едят кашу и слушаются взрослых. Всех гоняли по МРТ трижды — с интервалом в полтора года — и внимательно рассматривали, что у них там в составе белого вещества лимбической системы. Тут вступает в игру жутко умное словосочетание: "диффузионная куртозисная томография" (если вы не знаток медицинских технологий — не мучайтесь, достаточно знать, что она позволяет детально разглядеть, как вода бегает между нервными волокнами мозга). Главный показатель — куртозисная анизотропия: чем больше это значение, тем лучше ваши нервные связи изолированы и, соответственно, работают без перебоев. Что обнаружили? У детей с СДВГ показатели этого самого белого вещества — ниже, и стабильно ниже, чем у благополучных сверстников во всех трёх замерах. То есть стартуют они с невыгодной позиции и, как бы ни старались, к остальным не догоняют. Впрочем, число и эффективность самих связей в лимбической системе целиком особой разницы между группами не показали. Но если копнуть глубже и посмотреть на тяжесть симптомов у конкретных детей с СДВГ, то там уже становится ясно: чем хуже показатели связности и маршрутизации сигналов, тем тяжелее проявляются симптомы — от слабой концентрации до эмоциональных срывов. Это лишний раз доказывает: СДВГ — не черно-белый диагноз, а целый цветной градиент особенностей, которые могут проявляться по-разному. Авторы аккуратно замечают: увиденные мозговые аномалии — довольно мелкие, для диагностики по МРТ этого явно мало. Но даже крошечные отличия в таких вот распределённых по системе цепочках могут резко менять общую картину среди реальных детей из плоти и крови, а не из инструкций по психиатрии. Любопытно, что разногласия по поводу самой лимбической системы не дают учёным спать спокойно: анатомия этой части мозга до сих пор вызывает споры — кто-то считает одни зоны частью лимбики, кто-то отсекает их "по живому". А ещё, как оказалось, если бы исследовали детей постарше или младше, итоги могли бы поменяться: кто-то из подростков с СДВГ всё-таки догоняет сверстников позже. Но учёные — народ упорный. Они собираются проследить за этой мозговой эпопеей буквально год за годом, чтобы докопаться до того самого момента, когда мозг либо "выправится", либо решит, что раз затеяно СДВГ — значит, проживём как есть. Вывод? Если вы считали, что всё дело в "лени" или "избалованности", вам пора познакомиться со своим собственным лимбическим лобби. А дети с СДВГ — это не просто ураган в шортах, а люди с особой (и очень устойчивой) мозговой схемой. Авторы исследования: Michael Connaughton, Alexander Leemans, Timothy J. Silk, Vicki Anderson, Erik O’Hanlon, Robert Whelan, Jane McGrath. Исследование опубликовано в Biological Psychiatry: Cognitive Neuroscience and Neuroimaging.
Как музыка меняет мозг и чувство времени: музыканты против простых смертных
Музыка способна не только разбередить воспоминания о бывшей, но и всерьёз изменить работу нашего мозга – особенно когда дело доходит до ощущения времени. Похоже, ученые из Университета Гвадалахары решили разобраться, каким магическим способом прослушивание мелодий может влиять на наше восприятие секунд, минут и жизни вообще. Исследование, опубликованное в весьма уважаемом научном журнале, показывает: после музыки обычные люди начинают куда точнее угадывать длительность времени. Удивлены? Вот и мы нет. Музыка – это ведь как будильник, только приятнее и без мучительного звука. Чувство времени – штука важная. Оно позволяет нам не опаздывать на работу (по крайней мере, делать вид) и не заваривать доширак пять раз подряд. Но наш внутренний секундомер редко работает идеально. Окружающая среда запросто сбивает с толку – а музыка действует как дирижёр внутри нашей головы, настраивая ритмы нейронов. Группа под руководством нейроучёного Хульеты Рамос-Лойо решила пощупать мозги музыкантов и простых смертных, чтобы узнать: отличается ли их невидимая сеть нейронов, особенно если сначала включить инструментальный электронный трек, а потом попросить угадать временной промежуток в 5 секунды (с помощью нажатия на клавишу – гениально просто). Испытуемых бойко поделили на две команды: 26 музыкантов со стажем больше десяти лет и 28 тех, кто максимум напел в душе "Калинку". Каждый участник оценивал отрезок времени сначала в тишине, потом после прослушивания музыкального фрагмента. Во время этих манипуляций учёные не щадили электродов – снимали мозговую активность с помощью электроэнцефалографии, чтобы заглянуть в глубины этой казённой каши под названием мозг. Анализ показал: простые люди без музыкального образования, оставшись в тишине, регулярно переоценивали время. После музыки точность резко росла – их ответы становились ближе к истине. Магия? Нет – просто музыка раскачивала нужные области мозга, заставляя нейроны дружно маршировать в ритме битов. А теперь внимание, фанфары – музыканты. У этих граждан с самого начала точность была выше. Музыка никак не влияла на их временное чутьё: десятилетия террора сольфеджио сделали их внутренние часы нечувствительными к чуждым влияниям. Учёные копнули глубже – в так называемую функциональную связанность мозга. Оказывается, у музыкантов и в покое нейроны объединяются в долгие мосты между лобной и затылочной частями – словно железные дороги от столицы до Забайкалья. У обычных людей всё проще: дробные связи внутри отдельных районов, никакой сверхинтеграции. Во время испытаний эти различия только ярче проявились. Мозг музыкантов работал как сверхэффективное, глобальное коммунальное хозяйство – информация циркулирует быстро и гармонично, от каждой среднестатистической ягодицы до генштаба. Именно такое устройство объясняет, почему музыканты лучше и стабильнее оценивают время – и не сбиваются под внешними импульсами. А вот мозг простых людей больше похож на совхоз: усердно трудится в каждом уголке, но всем по отдельности. Это местечковое мышление делает их более уязвимыми для импровизированных баталий нейронов – тут музыка играет роль кнута, который вгоняет торчащие сигналы в ровный ритм и позволяет угадать длительность временного отрезка поближе к реальности. Картину усложняют некоторые ограничения исследования: испытуемые – исключительно молодые мужчины. Женщины и люди постарше остались за кадром, как гости на семейном ужине без борща. Кроме того, учёные выбрали только один жанр и умеренный темп – если бы включили Шнитке или блатные мотивы, кто знает, что пошло бы не так. Остаётся добавить: музыка – это не просто развлечение, а настоящий мозговой модератор, способный на сутки пересобрать наш внутренний календарь. Но для стойкости, как у музыкантов, придётся мучиться гаммами хотя бы с десяток лет… Авторы: Julieta Ramos-Loyo, Luis P. Ruiz Gómez, Sergio I. Rivera-Tello (имена пусть останутся – мало ли, где пригодятся).
Поставьте кисточку и танцевальные туфли: Стать моложе мозгом мешает только ваша лень
Знаете ли вы, что вас может спасти от преждевременного «мозгового увядания» не какой-то волшебный препарат, не новая диета, а простая гитара, немного танго или даже парочка вечеров за игрой StarCraft? Такой поворот событий, признаться, вызывает легкое удивление даже у опытных скептиков: но именно это утверждают ученые в солидном исследовании, опубликованном в журнале Nature Communications. Команда исследователей из 13 стран взяла на вооружение «мозговые часы» — это специальные модели, которые оценивают биологический возраст мозга на основании данных нейровизуализации. Сравнивая фактический возраст участников и выдаваемые искусственным интеллектом оценки, они выяснили: мозги почитателей творчества – будь то музыканты, танцоры, художники или даже поклонники стратегических видеоигр — сильно моложе их паспортных данных. Причем разница может достигать пяти-семи лет! Не мелочь, если вспомнить темпы, с которыми наш организм обычно предпочитает сдавать позиции. «Я сам музыкант, — откровенничает ведущий автор проекта Агустин Ибаньес, профессор из Университета Адольфо Ибаньеса и директор Института здоровья мозга Латинской Америки, — и знаю не понаслышке, что творчество помогает сосредоточиться и справиться со стрессом. Но до сих пор не было настоящих доказательств, что всё это не “психология на чайниках”, а действительно отражается на биологии мозга. Мы решили закрыть этот пробел». В масштабном эксперименте приняли участие почти полторы тысячи здоровых взрослых: часть из них уже давно варится в творческом котле, остальные занимались обычными делами. У одних сканировали мозг, чтобы обучить машину-предсказателя на распознавании возрастных маркеров, у других сравнивали уровень креативности – от «я само вдохновение» до «я один раз в школе танцевал». Среди выбранных творческих занятий были всё: танцы (с обязательным приветствием аргентинскому танго), музыка, изобразительное искусство и даже киберспорт, где участникам предлагали накатать 30 часов в StarCraft II. Для чистоты эксперимента часть добровольцев запускали нечто совершенно некреативное — карточную игру Hearthstone. Результаты порой напоминали ироничный ответ на вопросы жизни — у тех, кто танцует, рисует или музицирует, мозг оказался заметно «моложе» и лучше организован для передачи информации. Серьезно, даже самые матерые скептики должны признать: креативность дарит тот же бонус долголетию мозга, что и правильное питание или пробежки. Впрочем, если вы вдруг решили срочно устроить марафон из художественных экспериментов «ради здоровья», имейте в виду — у новичков эффект поменьше, хотя он все равно есть. Зато никакой пользы неряшливому битью карточек: Hearthstone чудес с мозгом не творит. Самое интересное — эффект оказался универсальным: ученым совершенно не важно, на чем вы прокачиваете творческую жилку. Хочешь жонглировать кистями? Вперед. Предпочитаешь отбивать пасодобль под аплодисменты? Отлично. Достаточно даже умеренной творческой прокачки, чтобы ваша серая масса начала блестеть новыми связями между ключевыми областями — теми, что обычно страдают от старости: зона внимания, моторика, визуальный анализ. Вишенка на торте: чем дольше вы творите, тем больше мозг радует своими молодыми параметрами. Вдобавок, авторы отметили, что у креативных граждан мозг не только моложе, но и значительно эффективнее — лучше «переговариваются» между собой разные зоны, словно сотрудники офиса после лишней чашки кофе. Эта связь была особенно очевидна у тех, кто долго и усердно занимался искусством или стратегическими играми. Краткосрочное творчество работает поскромнее — но работает. Конечно, в исследовании не обходятся без утешительного «но»: ученые честно признаются, что прямая связь между творчеством и омоложением мозга пока не доказана, а возможен и обратный вариант — может, это легкий мозг тянет людей в танцы и живопись? Авторы пытались учесть разницу в возрасте, поле, образовании и прочих мелочах. Но настоящую причину планируют выяснять в новых гигантских проектах — как GRACE-Epi Project, который стартует в 2026 году и будет изучать биологические маркеры старения у любителей искусства. Планируется увязать все — от искусства до занятий спортом и знания нескольких языков, а также добавить еще чуточку молекулярной магии: от метаболомики до эпигенетики. Возможно, когда-нибудь мы перестанем слушать радиоактивных йогов и начнем всерьез вкладываться в свое креативное здоровье. А пока — бросайте отлупленную палку у подъезда и берите скрипку, планшет или хотя бы устроьте вечер танго на кухне. Мозгу понравится!
Как не дать мозгу сдаться: инструкция от нейроучёных
Можно ли остаться острым умом в преклонном возрасте, или это фантазии для наивных? Спокойно — наука уверяет, что если включить мозг не только чтобы считать калории, но и ради кое-чего посложнее, старческое слабоумие хотя бы ненадолго прикинет, что вас нет дома. Нейроучёные всерьёз говорят о "когнитивном резерве" — это как у кого-то накопления на чёрный день, только вместо денег у нас запас прочности мозга. Чем больше, тем дольше мозг отмахивается от старости и болезни, как от навязчивого спама. Причём это не мифическая суперспособность гениев: любой может укрепить свой ум — нужно только двигаться, учиться и не превращаться в мебель. В отчёте журнала The Lancet с умным названием "Профилактика, вмешательство и уход при деменции" кирпичом написано: 45% случаев деменции можно было бы избежать или как минимум отложить, если бы все дружно разобрались с 14 главными рисками. В этот список попали бездействие, депрессия, одиночество и — внимание — низкое образование. Да-да, тяга к знаниям, похоже, работает не хуже витаминов. Долгое время образование считалось главным показателем крепости мозговых оборотов. Мол, чем больше загрузил себя умной деятельностью, тем надежнее построил нейронные "магистрали" в голове. Но современная наука предлагает раскошелиться на дополнительные "опции": когнитивный резерв — не раз и навсегда данное счастье, а вещь наращиваемая. Учиться можно и нужно в любом возрасте. Хоть на гитаре бренчать начните, хоть на шахматах с соседом рубитесь — польза для головы почти как от утренней зарядки для тела. Примеры занятий, которые делают мозг гибче, вполне земные: музыка, сложные настольные игры, волонтёрские проекты, где придется шевелить мозгами, что и как организовать. Суть одна — чем больше разнообразных задач, тем живее ваш мозг. Учёные разложили эту вечную мозговую кашу по банкам с этикетками: "мозговой резерв" (born this way), "поддержание мозга" (активничай, чтобы он не заржавел) и, наконец, "когнитивный резерв" (чем больше разностороннего опыта, тем гибче схемы и легче обходиться без потерянных деталей). Все эти теории разбивают старое представление о том, что судьба мозга запаяна в детстве, как сгущёнка на складе. На деле, возможности улучшать себя есть всегда. Канадские (Québec) учёные даже на практике показали: приёмы вроде знаменитого метода loci (это когда ассоциируешь информацию с любимым диваном или автобусной остановкой) действительно изменяют работу мозга. В разных областях мозга то тут, то там вспыхивает больше активности, то меньше — словом, мозг начинает работать, как коммуникатор, улавливающий больше волн. Забавно, что у людей с высшим образованием на все эти упражнения мозг реагирует как опытный игрок: использует чит-коды, включает нужные зоны и не расплескивает лишнюю энергию. Ещё исследования показали: больше лет за партой — больше "серого вещества" (не путать с той, что за деньги). И гибкость работы мозга растёт вместе с усложнением задач. Звучит утешительно для всех, кто не планирует записываться на йогу и медитацию для пенсионеров. Потому что специальные тренировки мозга, игры, изучение языков, музыка, даже компьютерные игрушки — всё это работает примерно на равных с нудными упражнениями на память из тетрадки. Канадское исследование Engage ставит эксперименты прямо "в поле": пожилые учат музыку, языки, осваивают игры — мотивации и пользы хоть отбавляй. У нас в лаборатории по изучению старения мозга в Université du Québec à Trois-Rivières не отстают: профессора современных языков и психологии скрестили языковые курсы, персональный коучинг, мозговые тесты и электроэнцефалограммы для любопытных взрослых. Оказалось: даже если школа — дело давно минувших дней, новые знания подстёгивают мозг, а значит есть вечный повод хвастаться: "А я в свои за... изучаю английский и живу полной жизнью!" Вывод? Мозг — не заводской агрегат с истекающим сроком годности, а скорее лего-набор: сколько деталей добавил — столько и построишь. Прокачивайте голову так же усердно, как пенсионеры перетирают внуков — и, глядишь, в старости забудете разве что, куда положили очки, а не всё остальное.
Почему умные лучше ориентируются не только в пространстве, но и в жизни
Когда мы говорим о человеческом разуме, где-то на заднем плане нашего воображения всплывает образ профессора в очках, решающего кроссворд за завтраком. Но похоже, у интеллекта есть куда более приземлённый секрет — умение собирать внутренние «карты», связывая между собой разрозненные куски информации. Так, максимально свежие исследования говорят: чем выше у человека уровень так называемого «гибкого» (fluid) интеллекта, тем аккуратнее внутри головы выстраиваются отношения между объектами. Что характерно, происходит это с активным участием гиппокампа. Нет, это не жизнелюбивый морской конь из мультиков, а участок мозга, где память и пространственная навигация встречаются и устраивают мозговой тимбилдинг. Команда исследователей во главе с Ребеккой Тендерра и Стефани Тевес из Институтов Макса Планка в Германии внезапно решила: а что, если интеллект не измеряется только количеством решённых судоку или уравнений, а выражается в том, на сколько хитроумно мозг собирает разрозненные факты в одну стройную базу знаний? Они вооружились функциональной магнитно-резонансной томографией (fMRI — если по-русски, то это такая штука, которая позволяет заглянуть в живой мозг, не разбирая череп на винтики) и загнали добровольцев в виртуальное пространство с шестью несчастными предметами — расставить по местам, а потом вспомнить, кто где стоял. И вот тут началось самое интересное. Пока участники мучительно соображали, тарелка ли ближе к кружке, исследователи ловили всполохи активности в гиппокампе. Оказалось, люди с высоким уровнем гибкого интеллекта не просто лучше угадывают, где что лежит, — их мозги строят внутри себя аккуратные, логичные карты: чем ближе предметы в виртуальном мире, тем более похожие между собой паттерны активности в их гиппокампе. И плевать, насколько хорошо у них память на отдельные предметы — ключевым оказался именно способ уложить в голове всю сцену целиком, а не уцепиться за чей-то забытый тапочек. Дальше — больше. Те, кто по тестам на интеллект занимал верхние строчки, и при оценке расстояний между объектами давали более точные, «геометрически» верные оценки. А вот их менее одарённым товарищам мозг как бы шептал: «Давай просто на глаз, вдруг прокатит». Итог — полная какофония пространственных отношений, в которой логика кувыркается где-то под столом. Впрочем, шутки в сторону: исследователи не остановились на одной игрушке для мозга. Участникам предложили другое задание, уже не требующее собирать карты, а просто угадывать: это видел раньше или нет? И вот тут — полная равноправие. Неважно, чей мозг светился ярче, гиппокамп не особо напрягался, а интеллект никак не влиял на успехи. Идея проста — именно умение видеть связи между фактами, а не просто запоминать, и есть специальный «силовой кабель» интеллекта. Эти данные ложатся в стройный ряд других исследований, где гиппокамп уже давно записан в «организаторы жизни», а не просто архивы. Но не спешите записывать себя в Эйнштейны, если однажды смогли по паспорту найти метро. Исследование заметно ограничено: в эксперименте участвовали здоровые взрослые европейцы, и речь идёт только о связях между реальными предметами в пространствах, а не о сложных понятиях типа налогового кодекса или дебатах о смысле жизни. Кто кого развил первым : интеллект — умение строить карты или карты — интеллект ? Пока загадка. Исследование короткое, причины явлений не выясняет. Но кто знает, может, завтра выяснится, что настоящий умный — это не тот, кто помнит, где ключи от квартиры, а тот, у кого и в голове порядок, и гиппокамп работает без сбоев, как швейцарские часы.
Когда мозг включает скорость: как несколько миллисекунд решают, станет ли ребёнок читать, как Чехов или... ну, вы поняли
Что общего между мозгом бодрствующего школьника и коробкой передач в старенькой "Волге"? Оказывается, и то и другое может работать с задержкой — причем эта задержка и определяет, насколько быстро ты летишь по строчкам текста или спотыкаешься на каждом слове. Учёные из Стэнфордского университета, видимо, давно привыкли удивляться всему, что связано с человеческим мозгом, но даже им удалось найти новую загадку: они выяснили, что разница в считанные миллисекунды — то есть в доли секунды! — при обработке мозгом письменного слова может предсказать, насколько свободно ребёнок будет читать. Чем быстрее мозг "прощёлкивает" форму слова глазами, тем увереннее школьник разбирается в тексте. Если же нейроны думают дольше – готовьтесь к адским диктантам и унылой борьбе с "Муму". Появился новый способ щёлкать человеческим мозгом, как старым хронографом. Теперь можно с точностью до миллисекунды определить, насколько у конкретного ребёнка мощный чип внутри черепа — и, исходя из этого, прикидывать, стоит ли ему засучивать рукава на олимпиадах по литературе или срочно искать репетитора. Мозго-шпионаж происходил в одной из продвинутых школ Сан-Франциско, Synapse School, куда исследователи притащили свежеотмытые датчики ЭЭГ (это когда к голове на присосках прицепляют провода и пишут электрическую какофонию мозга). Всё шло в лучших традициях фильма "Назад в будущее": дети устрашенно мигали на быстро сменяющиеся слова, абракадабры и символические каракули, а учёные смотрели на волны и считали гармоники. Фишка в том, что их интересовала не просто скорость, а конкретная "кортикальная задержка" — это сколько времени проходит от того момента, как слово попадает в глаз, до того момента, как мозг понял, что это вообще слово. Измеряли эту задержку в разных режимах: когда на экране мелькали не только нормальные, но и выдуманные слова или псевдоалфавит. И — сюрприз! — задержка оставалась стабильной от задания к заданию и, оказывается, смотрится, как паспорт врождённой скорости обработки зрительной информации. Чем быстрее ребёнок "щелкает" словами на уровне мозга, тем выше у него баллы по тестам на понимание и скорость чтения. К тому же старшие дети бодрее младших — время отклика сокращается с возрастом. Даже интеллект вынесли за скобки: всё держится именно на умении мозга моментально схватывать зрительный образ. На закуску — ещё и пирамидка смыслов: оказывается, ключ ко всему – скорость чтения отдельных слов, а она уже тянет за собой всё остальное: фразу, абзац, а потом и длиннющую "Войну и мир" без запинки. Экономия когнитивных усилий, которой позавидуют даже роботы-пылесосы. Авторы честно признаются: никто не знал, получится ли отследить этот "автограф мозга" у каждого ребёнка лично — не получится ли опять шум и аццкий рандом? Но сигнал оказался как швейцарские часы: стабильно и без сюрпризов. Теперь, говорят, можно таких детей тестировать прямо между уроками физкультуры и ОБЖ. Впрочем, в каждой лабораторной сказке бывают нюансы: исследование всего лишь установило связь, но не доказало, что именно скорость делает из недочитателя будущего лауреата премии. Может, это практика чтения ускоряет мозг — а не наоборот? Они мечтают дальше тащить датчики в школы, смотреть не только на буквы, но и на реакции на лица, машины или ещё какие жизненно важные картинки. А ещё – докопаться, отличается ли этот "мозговой турборежим" у людей с дислексией, аутизмом и расстройствами внимания — вдруг это ключ к их загадкам? Самое неожиданное: учёные с энтузиазмом доказывают, что нейронаука и образование — это не пара немых рыбок в аквариуме, а потенциальный тандем для настоящих прорывов. Считаете сумасшествием тащить дорогое железо в школу? А вот Стэнфорд считает иначе — и уже публикует одну статью за другой. За всем этим балаганом стоит серьезная мысль: если мы научимся точно отслеживать, как мозг разгоняется при чтении, возможно, быстро поможем тем, кто постоянно висит на первой передаче. Миллисекунды решают, сколько романов человек захочет проглотить и не сломается ли морально на "Мастере и Маргарите" в седьмом классе. Авторы исследования: Fang Wang, Quynh Trang H. Nguyen, Blair Kaneshiro, Anthony M. Norcia и Bruce D. McCandliss — люди, которые явно не скучали на уроках литературы.
На рельсах до рождения: почему эпигенетика мозга решает всё ещё до появления на свет
Мозг: ещё не успели родиться, а за нас уже всё решили Учёные провели исследование, от которого любители саморазвития и стратегического планирования могут немного приуныть. Оказывается, эпигенетическая карта человеческого мозга — то есть основные химические штрихи, определяющие, как будут работать гены, — рисуется ещё до нашего появления на свет. Возможно, поэтому некоторые страдают от приступов философской тоски, а другие — счастливы жить в неведении. Так или иначе, факт остаётся фактом: многое прописано ещё в утробе. Мозговая кора — та самая штука, которая отвечает за мыслительные процессы, память и поведение, начинает строиться с тем рвением, которое позавидует даже строительная бригада в авральный понедельник. Всё это контролируется включением и выключением определённых генов по строго расписанному графику, по точности превосходящему даже расписание столичного метро. Главный дирижёр этой стройки — так называемые эпигенетические изменения. Если говорить проще: на ДНК навешиваются химические бирки, которые без изменения самих букв генетического кода, решают, какие гены работать будут, а какие — станут бездельничать. Исследователи из Университета Эксетера решили выяснить, как один из ключевых механизмов — метилирование ДНК — меняется на протяжении жизни. Для этого собрали почти тысячу образцов мозговой коры: от шестинедельных эмбрионов до людей, чей возраст ближе к столетнему юбилею. Совершили настоящее путешествие во времени — от первой недели до 108 лет. Использовали технологию, способную уловить метилирование в сотнях тысяч точек генома, чтобы выяснить, где и когда происходят главные перемены. Для чистоты эксперимента сначала смотрели на всю ткань, а потом научились подглядывать за отдельными типами клеток. Ведь в мозге, как на любом совещании, одни любят говорить, а другие — просто присутствуют. И вот открытие века: именно до рождения происходит буйство эпигенетики, словно на чёрную пятницу в супермаркете. Более 50 тысяч участков ДНК меняются непредсказуемо, то ускоряясь, то переходя на тормоза — в зависимости от срока гестации. Это своего рода метки на карте — жесткие контрольные точки, после которых мозг выходит на новый уровень. А дальше, после родов, всё, по большому счёту, более-менее стабильно. Пластичность — только в фантазиях. Уловили ещё кое-что интересное: эти «метилируемые» отрезки ДНК расположены не где попало, а аккуратно — в регионах, которые руководят активностью генов. Программисты нервно курят в сторонке: природа расставляет триггеры так, чтобы собирать рабочую схему мозга в нужных местах. Особенно заметна эта активность в главных сигнальных клетках мозга — так называемых возбуждающих нейронах. Мозг — сборная солянка по составу. Учёные захотели узнать, одинаково ли наше эпигенетическое расписание у всех клеток или только у «счастливчиков». Выяснилось, что стандартный белок-маркер (NeuN), который используется для отслеживания зрелых нейронов, не работает на очень молодых клетках эмбриона. Пришлось изобрести новый способ: теперь «помечали» белком SATB2, который активен именно у развивающихся возбуждающих нейронов. С помощью ловкой процедуры сортировки клеточных ядер учёные разделили ткань на две группы — будущие нейроны и всех остальных конкурентов. Потом проверили уровень метилирования отдельно для каждой. Итог: нейроны успевают получить свой неповторимый эпигенетический автограф уже на ранних сроках. Все главные изменения — это как раз происходящее среди растущих нейронов. Так что поговорка «все мы одинаковые» тут работает ровно наоборот. Зашли ещё глубже в дебри: обнаружили, что некоторые участки метилируются только у нейронов, а другие — исключительно у астроцитов (эдаких мозговых техподдержек). Прямо как на корпоративе: кто-то специализируется по части шума, кто-то — по заботе о коллегах. Самое вкусное: нашли прочную связь между этими эпигенетическими изменениями и генами, которые раньше уже попадали в списки подозреваемых по делу об аутизме и шизофрении. Именно к этим генам чаще всего «привязаны» активные эпигенетические зоны будущего мозга, особенно у развивающихся нейронов. Если раньше было просто подозрение, что корень проблем кроется ещё в эмбриональном развитии, сейчас улик стало куда больше. Конечно, нельзя не вставить ложку дегтя. Получить образцы мозга позднего плана — задача почти невозможная, но всё указывает на то, что основная эпигенетическая дискотека уже отгремела к середине беременности. И хотя технология не охватывает буквально все возможные площадки для метилирования, другая аппаратура пока не изобрели. К тому же, сейчас трудно различить, что из изменений — чистый метил, а что — его родственник гидроксиметил. Несмотря на эти ограничения, исследование стало основой для дальнейших поисков эпигенетических истоков человеческой личности. Авторы: Alice Franklin, Jonathan P. Davies, Nicholas E. Clifton, Georgina E.T. Blake, Rosemary Bamford, Emma M. Walker, Barry Chioza, Martyn Frith, APEX Consortium, Youth-GEMs Consortium, Joe Burrage, Nick Owens, Shyam Prabhakar, Emma Dempster, Eilis Hannon, Jonathan Mill.
На беговой дорожке к вечной молодости мозга: как мышиные сосуды преподали науке новый урок
В новостях из мира науки снова победно маршируют мыши. И не просто мыши, а спортивные – с организованной пробежкой и уже традиционным переводом всего этого бега в пользу очередной сенсации для человечества. Нас уверяли, что чтобы мозг работал как швейцарские часы, нужен бег трусцой. А теперь выясняется: может, и не так уж обязательно. Учёные докопались до того, что именно бегущая мышь отправляет в дальние уголки мозга сигнал «пора молодеть!». Оказалось, все дело в микроскопических пузырьках, торжественно именуемых внеклеточными везикулами. Эти мельчайшие пузырьки разгуливают по крови, таская с собой багаж из белков, жиров и молекул ДНК. И вот хитрость: если взять кровь у сданной норматив пробежавшей мыши и ввести эти самые везикулы курящему на диване сородичу, то у него почему-то тоже стартует активное образование новых нервных клеток в гиппокампе — зоне мозга, отвечающей за память, обучение и, прости господи, наше настроение. Гиппокамп — это не только географический термин из уроков в пятом классе, но и, по воле природы, хранилище воспоминаний. Чем больше в нем новых нейронов, тем дольше вы помните, где оставили свои ключи, и меньше переживаете по пустякам. Сдувшемуся гиппокампу сопутствуют депрессия, тревожности, старческая забывчивость и, увы, такие тяжёлые болезни, как Альцгеймер. Свежайшее исследование, опубликованное в журнале Brain Research, добавляет еще один кирпичик в стену нашего понимания механики мозга. Эксперимент нехитрый, но показательный: у мышей с беговой дорожки брали кровь, выделяли из неё везикулы, а потом вливали их непривычно спокойным особям на четыре недели — пока те, вероятно, продолжали грызть семечки. Контроль был строгий — в запасе всегда находились мыши со строго запертой беговой дорожкой и даже группа-творог (т.е. просто раствор для контроля). После полной процедуры мышцы показывали увеличение числа новых нервных клеток почти на 50% по сравнению с вечными сторонниками кулинарных диванов — как будто мозг ни в чём себе не отказывал в духовных пробежках. Вместо того, чтобы разгадывать, что запустило эту молодость в мозгу, исследователи решили разобраться, в кого именно превращаются эти новорожденные клетки. Оказалось, 89% шли в нейроны, остальные избрали скромную карьеру астроцитов — таких клеток-помощников. Такой стабильный расклад в обе стороны доказывает: не сам по себе диванный образ жизни смертелен для нейронов, а отсутствие этих самых беговых пузырьков. Причём, несмотря на сказки про волшебную циркуляцию, никакой особой разницы в состоянии сосудов после процедуры не нашли — значит, с сосудистой системой эксперимент был не связан. Профессор Джастин Родс, автор из Университета Иллинойса, иронично замечает: "Ну надо же, сами пузырьки дотянулись до мозговой коробки и запустили нейрогенез, без помощи традиционного трясущегося бега." То есть, если грубо, не обязательно мучиться на беговой дорожке до утреннего звонка, можно и вколоть пустырник будущего прямо в вену. (Не пробуйте дома: до людей пока не дошли.) Впрочем, радоваться рано — на вопрос, как именно эти пузырьки находят дорогу к центру разума, команда честно пожимает плечами: "Сколько добралось сквозь барьер, кто в кого слился — большой тёмный лес." Одни считают, что пузырьки шифруют послания по дороге и запускают сигналы через иммунную систему или ещё какие-нибудь потаённые внутренние линии организма. Другие осторожно предполагают: может, они непосредственно впечатываются в нейроны и прямо диктуют им работать моложе. Загвоздка и в том, чтобы выяснить: что конкретно в этих пузырьках такое волшебное. Какая смесь всех этих белково-липидных "эликсиров молодости" даёт толчок. Исследование-побратим команды говорит: "Молекулы, замеченные в пузырьках, связаны с защитой мозга и передачей сигналов между клетками." Но кто из них дирижёр в этом юношеском оркестре, предстоит узнать в будущем. Открытие интригует: есть шанс, что когда-нибудь сомнительные советы "Пей кровь юного марафонца" сменятся реальной терапией на извлечённых из крови везикулах — естественно, после долгой проверки. Или, чего там, на синтетических пузырьках с точной формулой. Лежишь на диване, а мозг всё равно записывает новые смыслы. Да, вот так: спортивные подвиги переложили на нанотехнологии. Кто знает, может, именно так будущие пенсионеры будут обмениваться пузырьками на рынке передач памяти и купонов на молодость. А пока — бег, мыши и вперед к новым экспериментам. Авторы: Meghan G. Connolly, Alexander M. Fliflet, Prithika Ravi, Dan I. Rosu, Marni D. Boppart, Justin S. Rhodes.
Почему мы так любим ужасаться: скелеты в шкафу нашей психики
Что заставляет людей добровольно погружаться в мир ужаса и непридуманных страхов? Оказывается, просмотр фильмов ужасов – это не просто извращённая форма досуга, а тренажёр для мозга, в котором мы учимся справляться с неопределённостью жизни. Новая теория, опубликованная в научном журнале Philosophical Transactions of the Royal Society B, наконец-то объясняет, почему нас так тянет на встречи с вампирами, зомби и прочей нечистью на экране. Авторы исследования, не первый год кружащие вокруг этого вопроса, решили докопаться до сути: почему вообще кому-то нравится развлечение, построенное на страхе и отвращении? Казалось бы, психики у всех нормальные — так откуда такой спрос на то, что в реальной жизни мы бы обошли стороной даже за приличные деньги? Попытки объяснить этот парадокс до сих пор вели учёных по замкнутому кругу, где одно объяснение спорит с другим. Новая теория предлагает единый взгляд: возможно, наш мозг жаждет не только комфорта, но и управляемой встряски — такой, которую безопасно получить через экран. Тут в дело вступает концепция так называемой предикативной обработки — если по-простому, мозг работает как прибор по постоянному гаданию на кофейной гуще, пытаясь предугадать, что сейчас случится. Каждый раз, когда реальность подкидывает фокус, не совпадающий с ожиданиями, мозг включает механизм срочного переобучения и меняет свои внутренние ориентиры или пытается сам дожать ситуацию до предсказуемости. Самое пикантное тут то, что нам вовсе не хочется вечной тишины на болотах. Мозгу нравится, когда он учится, особенно если процесс похож на игру в пятнашки с неизвестностью. Тот самый кайф мы получаем, когда неопределённость рассасывается быстрее, чем ожидалось. Этим объясняется и феномен пресловутой «зоны Златовласки» — мы выбираем те развлечения (и задачи), где страшно ровно настолько, чтобы было интересно, а не так, чтобы захотелось бежать из киносалона, сверкая пятками. Фильмы ужасов, по этой логике, – вовсе не садизм, а высокоточная психотехнология: они мастерски подставляют зрителю ловушку, балансируя на грани между знакомым и неожиданным. Даже если мы с самого начала подозреваем, что кровавая кукла – лишь кусок пластика, для мозга это шанс потренироваться на «опасных» симуляциях. Не зря большинство кинематографических чудовищ эксплуатируют нашу врождённую боязнь хищников: зубы, когти, повадки стаи – привет из доисторического детства человечества. Структура списанных по шаблону ужастиков тоже неслучайна: долгий разгон напряжения доводит публику до состояния паранойи, а резкий «бу!» — блестяще обрывает все построенные нами прогнозы. Иногда же всё заканчивается ничем, и вот уже зритель сидит, будто ловя подвох за каждым углом: а вдруг вот сейчас схватят? Но при этом внутри фильма обязательно есть что-то знакомое, вроде вездесущей «последней девушки» (final girl) — клише, когда жертва, вопреки логике, доживает до финальных титров, чтобы напоследок победить чудовище. Эта предсказуемость на фоне хаоса – как немного сахара в чашке с чёрным кофе страха. Но есть и серьёзный смысл. Фильмы ужасов — поле для отработки навыков поведения в опасных ситуациях. Именно так работает морбидное любопытство: мы притягиваемся к страшному не ради лишних седых волос, а чтобы подглядеть, как в мире устроены опасности и как от них уворачиваться. Не случайно во время пандемии COVID-19 выросла популярность фильма «Заражение»: видимо, воображаемый вирус казался менее жутким, чем тот, что за окном. Есть и второй плюс: наши эмоции получают диетическую нагрузку. Вперившись в экран, мы учимся замечать собственные всплески страха и учимся держать их под контролем, словно тренируемся в осознанности. Монстр на экране — не мамонта в реальной жизни, и потренировавшись на кошках, потом будет проще выдержать настоящие жизненные страхи. Кстати, именно поэтому люди с тревожным складом ума не всегда бегут от ужастиков со всех ног. Для них понятный источник беспокойства (ужас на экране) — это как пробник страха: сердце колотится, ладони потеют, но всё объяснимо, всё под контролем, и никакой внезапной паники от внутренней неясности. Однако есть и обратная сторона. Тем, у кого за плечами непреложный опыт настоящих травм, фильмы ужасов могут только подкормить больную фантазию, подтачивая веру в безопасность мира. В итоге человек рискует попасть в порочный круг: каждый раз смотреть ужастики, чтобы подтвердить — опасности нависли со всех сторон, а спасения нет. За всей этой философией стоят трое исследователей — Mark Miller, Ben White и Coltan Scrivner, которые, видимо, и сами не прочь посмотреть что-нибудь эдакое. В своей работе они ставят точку над «i» в вечном вопросе: зачем нам этот фейерверк страхов? Похоже, нам просто нужно тренироваться сражаться с неопределённостью — и где, как не на тёмных просторах кинозалов?